Комплекс защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений   

Попытка Дамбостроения


Интервью с Юрием Севенардом
журнал «ГОРОД» №41 (15-21.11.2004)


Незамеченным прошел примечательный юбилей — 25 лет со дня выхода Постановления ЦК КПСС № 745 «О строительстве сооружений защиты г. Ленинграда от наводнений». Согласно этому документу уже в 1990 году дамбу должны были торжественно открыть.
Неизвестно, будет ли достроен в 2008 году Комплекс защитных сооружений Петербурга от наводнений, как этого требует президент. Но известно, что на две трети дамба была построена под руководством Юрия Севенарда, почти 20 лет возглавлявшего предприятие «Ленгидроэнергоспецстрой». Сейчас Севенард живет и работает в Москве, лишь изредка приезжая в Петербург. «Городу» Юрий Севенард рассказал о малоизвестных фактах известного долгостроя.

Западный вариант

— Изначально было очевидно, что выбранный проект защиты города от наводнений длителен по времени реализации и дорог по средствам. Неужели ему не было альтернативы?
— Еще при Петре для защиты города от наводнений предполагалось поднятие основания сооружений. Это выполнялось и снизило риск затопления. Позже, когда природа наводнений не была еще серьезно изучена, были прорыты каналы, в том числе и Обводный. Но проблему они не решили. Были предложения — возвести локальные дамбы в устье Невы. Тогда еще потребовалось бы ликвидировать рукава реки и оставить только центральное русло, отгородив его от города 8-метровыми продольными дамбами. Но этот вариант сочли неразумным с архитектурной точки зрения. Представляете себе такой вал по берегу от Пулковских высот до Горской?! Хотя голландцы таким способом решили свои проблемы. Но они отвоевывали территории, расположенные вообще ниже уровня моря.
Так что серьезно рассматривались два варианта. Условно их назвали восточный и западный. Но при реализации первого, в устье Невы, была бы нарушена жизнь всех прибрежных районов. Да и сам процесс строительства дамб и водо- и судопропускных сооружений был бы еще более сложным и затяжным. Поэтому остановились на западном варианте.
— То есть имеющийся мировой опыт был проанализирован?
— Да, проектировщики очень серьезно все модели изучали. Голландский опыт стал наиболее полезным для нашего проекта. Но мы решили действовать оригинально. Наше ноу-хау заключается в том, что крайне эффективно используется огромная акватория для аккумулирования стока Невы, дождевых вод и таяния снегов с условиями неопасными для затопления города. Подъем воды на этой территории происходит гораздо медленнее, чем при наводнении. Акватория наполняется, а Финский залив беснуется по ту сторону защитных сооружений. После наводнения ворота открываются, и восстанавливается нормальный уровень воды в заливе. Талантливейшее решение, я считаю!
Кстати, похожий вариант в XIX веке предлагал профессор Базен. Он имел в виду открытые ворота для судов — неширокие, — через них во время наводнения не успеет пройти много воды. А саму трассу — примерно на том же месте, где строится КЗС, — сделать наподобие переливной плотины. Конечно, создать такой барьер, возвышающийся над поверхностью воды на 70 сантиметров, было бы очень дорого. Идею Базена я считаю вполне грамотной, за исключением одного: вся акватория поднималась бы на 1 метр, что повлекло бы изменение экологической ситуации. К тому же надо было бы шлюзовать корабли. Мы же поднимаем воду на 3,5 миллиметра, фактически — это ноль.
— Дамба рассчитана на наводнение в 5 метров, вероятность которого может случиться раз в десять тысяч лет. Но с меньшей вероятностью может произойти и больший подъем воды. Что тогда?
— Правильнее будет говорить, что КЗС рассчитан на 5-метровое наводнение в сочетании с 3-метровой ветровой волной. Такое совпадение неблагоприятных факторов маловероятно. К тому же во все расчеты эти параметры заложены с перестраховкой. Временной отрезок в 10 000 лет — это общепринятый критерий для таких сооружений. Если это все-таки произойдет?.. Во-первых, наводнение такого масштаба настолько предсказуемо, что его можно предвидеть за несколько пет. Наука уже умеет определять сроки наиболее опасных наводнений. Во-вторых, по гребню защитных сооружений можно построить дополнительно 5-метровые бетонные подпорные стенки без особых проблем. Мы даже рассматривали вариант, что если где-нибудь шлепнется метеорит и пойдет гигантская волна на город. Конечно, что-то будет повреждено, какая-то часть воды перехлестнется. Но наши сооружения настолько прочные и мощные, что разрушены быть не могут. К тому же есть такая закономерность: чем крупнее наводнение, тем оно более кратковременное.

Свой в среде чужих

— Как у вас, человека со стороны, назначенного руководить стройкой, складывались отношения с партийной элитой Ленинграда?
— Это интересная история. Предполагалось, что на стройке будет кто-то из своих. Ведь Ленинград считался центром науки, много здесь вузов, которые готовили технические кадры. Меня твердо решил назначить тогдашний министр энергетики Петр Непорожний. А руководство города предлагало иные фамилии. После того как я дал согласие, полгода тишина. Я заканчивал строительство Нурейской ГЭС в Таджикистане и уже собирался перебираться в Барнаул на новый объект. Какие здесь разворачивались интриги, конечно, не знал. И вот Романов отправил своего человека понаблюдать за мной. Когда он увидел такую красавицу, как Нурейская ГЭС, его это впечатлило. Видимо, он сумел переубедить Григория Васильевича, и тот согласился с моим назначением. Меня вызвали в Ленинград, три дня с Романовым и Зайковым мы осматривали фронт работ. Летали на вертолете, ездили по городу, обедали вместе. Мне задавали вопросы на тему видения будущей стройки.
Был такой случай, когда мы шли по тоннелю почти в полной темноте. Я оступился и по колено провалился в воду, но виду не подал. Когда зашли в теплушку, стали дальше о чем-то говорить, ко мне подходит Зайков и говорит: «Юрий Константинович, ты воду-то из ботинка вылей». В общем, я так понял, что ко мне еще приглядывались. По завершении моей поезда они сказали: «Да, это человек наш».
— В 80-е годы Ленинград активно строился. Как удалось собрать 7 тысяч рабочих, которые начинали работать на дамбе?
— На самом деле, эта цифра как минимум в полтора раза выше. Многие уходили, не приживались. Например, приезжали из Братска, а семьям было некуда ехать. Поэтому хорошие специалисты через какое-то время были вынуждены уезжать обратно.
— То есть ставка была сделана на гастарбайтеров?
— Изначально предполагалось строить дамбу людьми, привлеченными со всей страны. Я обладал правом брать специалистов с любых регионов. Причем это было закреплено в специальном постановлении. Хотя каких-то коммивояжеров я не засылал, ведь со многими директорами строек был дружен. Так Ленинград по решению обкома дал стройке 900 человек. Приезжало много студенческих отрядов. Темп работ требовал людских ресурсов. Но не обошлось и без серьезных проблем: людей-то надо обеспечивать жильем, мы его сами строили. Но на первых порах квартир не хватало. Однажды на свой страх и риск я решил пойти против бюрократов и выдал ордера рабочим, которым они полагались. Люди не могли больше жить в общежитии, так как на носу был новый учебный год. Либо им надо было определять детей в школы здесь, либо возвращаться домой. Городские власти о заселении домов не знали. За это я поплатился строгим выговором.
— Строителям дамбы хорошо платили по советским меркам?
— Финансовых проблем у людей не было. По крайней мере, с такими вопросами ко мне практически никто не обращался. Например, для водителя «БелАЗа» заработок в 600 рублей был обычным делом. Я как руководитель стройки получал 500 рублей плюс 50 — министерская надбавка.
— А Романов лично часто бывал на стройке?
— Нет. По-моему, всего дважды. Первый раз в самом начале, интересовался ходом строительства поселка для рабочих. А у него все поездки было принято обсуждать с членами обкома. Как мне потом передали, Романов тогда по возвращении произнес: «Да, Севенард, похоже, масштабный человек». Затем была история с заселением людей, после которой встал вопрос о моем исключении из партии. Почему она вызвала такое негодование — могу лишь гадать. Может, завистники продолжали под меня копать. Но я-то при чем?! Я лишь реализовывал тот проект, который был утвержден. Министр даже предлагал тогда забрать меня в Москву, но я отказался. Три месяца я отработал, в таком подвешенном состоянии. Вдруг звонок от Романова, сказали, что он завтра будет на стройке. Приехал утром и сразу в нашу столовую в Горской на 440 посадочных мест. Там все чисто, аккуратно; цветы, скатерти на столах. Я к его приезду не готовился, у нас всегда было так. А Романов заподозрил неладное, он к одному рабочему, показывает на меня и спрашивает: «Это кто такой?» Ему в ответ: «Юрий Константинович». Он ко второму, к третьему, к поварам с тем же вопросом — все отвечают. Потом на форту № 7 один рабочий не выдержал и говорит Романову: «Что вы к нему пристали? Дайте ему нормально работать!» На следующий день собралось бюро обкома и сняло с меня выговор. Я позже узнал, что Романов говорил членам бюро, что так он проверял Севенарда. Ничего себе проверочка?!

В ветре перемен

— Известно, что финансовые проблемы на дамбе начались еще в конце 80-х, когда в стране все еще было довольно благополучно. Почему?
— 1987 год стал явным расцветом политиканства вокруг КЗС. Те, кто был недоволен проектом, его воплощением, вновь заявили о себе. И раскачивание общества, как я считаю, началось именно с дамбы в Ленинграде. Стали создаваться какие-то общества, организации, которые возглавляли сомнительные личности. С трибун прямо заявлялось, как сейчас помню, что защитные сооружения должны быть разрушены как Карфаген. Все это произносилось безо всяких аргументов.
— В Москве тоже изменилось отношение к стройке?
— При Горбачеве произошли крупные кадровые перестановки. Министра Непорожнего отстранили от должности. Вместо него был назначен Анатолий Майорец. Он прежде руководил заводом на Запорожье, но к гидростроительству никогда отношения не имел. Когда его на одном из селекторных совещаний Лигачев спросил о том, почему он так мало внимания уделяет строительству новых объектов, Майорец ответил, что его отвлекают на множество не свойственных ему дел. И Лигачев сказал: «Подготовьте список приоритетных объектов, от лишнего мы вас освободим». Раз сказано такое на Политбюро, стали готовить список. Каждое республиканское ЦК, обкомы через свои каналы добивались, чтобы их объекты остались на финансировании министерства. А наш город решил не бороться и взял защитные сооружения на свои плечи. Моим начальником стал Ходырев. Сразу начался спад по финансированию, но мы еще держались достаточно долго.
— Как я понимаю, держались до 1990 года, когда состоялась судьбоносная для КЗС сессия Ленсовета и было решено приостановить строительство?
— Именно в тот год влияние дамбы на экологию изучали сразу несколько комиссий. Так 42 из 43 членов комиссии Академии наук подписали документ, в котором было такое резюме, что надо всех причастных к сооружению отдать под суд. Но это опять же считаю чистой воды политиканством! Пришлось мне просить через Рыжкова созвать международную комиссию с привлечением ученых с мировыми именами. Это сейчас я об этом могу говорить, а тогда она работала втайне. Иначе ее деятельность просто бы развалили. Выводы этой комиссии были прямо противоположные: сооружения ничего плохого для экологии не несут.
— Это правда, что Анатолий Собчак, который председательствовал тогда в Ленсовете, позже извинился перед вами за то решение?
— Нет, такого форменного извинения не было. Но он изменил внешнюю сторону наших отношений. Собчак при его-то амбициях стал сам приходить ко мне в кабинет и обсуждать производственные моменты. Я всегда знал и чувствовал, что он относится ко мне с уважением и некой опаской. Мне потом об этом рассказывала Людмила Борисовна (Нарусова. —Авт.). Я тоже к нему относился с уважением. Но надо все-таки отдать ему должное — Собчак сумел побороть антипатию ко мне, и мы стали по-товарищески общаться.
— Вы потом проиграли Собчаку на выборах мэра, а вскоре стали депутатом Госдумы. Зачем вы пошли во власть?
— Это было обусловлено прежде всего желанием сохранить КЗС. Я сразу сложил с себя полномочия руководителя ЛенГЭСС. Но Черномырдин подписал указ в том, что назначает Севенарда генеральным директором предприятия. Это — уникальный случай! Когда депутат на законных основаниях совмещает парламентскую деятельность с должностными обязанностями. Я не получал здесь зарплату, но нес всю ответственность за то, что происходило на стройке.
— Разве в те годы на дамбе что-то происходило?
— Я как политик получил возможность входа в любой правительственный кабинет. Это позволило удержать стройку от полного развала. Ведь каждый год в бюджете страны на строительство КЗС значился ноль. И каждый год я добивался в Госдуме отдельной строкой финансирования дамбы. Не бог весть, конечно, сколько средств. Но все-таки удалось не допустить ликвидации объекта, сохранить коллектив и даже вести какие-то работы.
— Какова судьба уголовных дел, возбужденных против вас?
— Все они уже прекращены, хотя нервов помотали прилично. Первое, появившееся еще при Собчаке, касалось продажи в Финляндию двух саморазгружающихся шаланд и нескольких буксирных катеров. Дело закрыли по причине несостоятельности обвинений. Все было сделано законно. Задерживалось тогда финансирование, люди сидели без зарплаты по 4-5 месяцев. Проданная техника у нас не использовалась и в ближайшие годы не потребовалась бы. Поэтому я реализовал эти суда, чтобы покрыть долги. Все деньги шли строго через бухгалтерию, что и было установлено. Потом еще меня пытались засудить, сделав виновником ДТП. Дело разбиралось три года. Я инженерными расчетами доказал в суде свою невиновность. Затем, когда меня отстранили от должности, возникло уголовное разбирательство по факту нецелевого использования средств. Речь шла об оплате услуг зарубежной фирмы-консультанта. Я привлекался как свидетель, но чувствовал, что из меня хотят сделать обвиняемого. Дело курировал заместитель генпрокурора. Но спустя 8 месяцев и оно было закрыто. У меня грустные мысли о том, кому и зачем это нужно было. Ведь за это время было организовано банкротство предприятия.

Если позвонят и скажут

— Президент требует, чтобы КЗС достроили к 2008 году. Но в бюджете будущего года предусмотрено всего 600 миллионов рублей...
— Декларировалось уже многое. Так в 2000 году ставилась задача, чтобы в год своего юбилея Петербург был защищен от наводнений. При определенной инженерной решимости это было возможно. Но тут возникло требование моряков о том, что два года им нужно ходить до двум руслам — действующему и новому. Это все чепуха. Ведь когда согласовывался проект, у них никаких возражений не было. Эти разногласия мы бы преодолели, но встали организационные проблемы: все последующие годы были провалены с финансированием. А потом и меня убрали.
— Сегодня участки КЗС разделены между несколькими подрядчиками. Это правильно?
— Я считаю, что прежнее руководство Госстроя умышленно расправилось со мной и развалило коллектив ЛенГЭСС, чтобы потом проводить тендеры и набивать карманы. Но это еще не значит, что так и произойдет. Я в тираж еще не ушел!
— Вы сами верите, что в 2008 году дамбу сдадут?
— Технологически это возможно, если было бы восстановлено финансирование и тщательно проработан график работ. Ведь мы же за 4 года прошли от Горской до Кронштадта в свое время. Сейчас у стройки уже есть имя. Она разворачивается не на пустом месте, как мы начинали. Нужны только кадры и деньги. Если потерять еще полгода, то уже не успеть точно. Можно, конечно, закупить массу техники, нагнать армию рабочих, но это чревато последствиями для надежности сооружения. Например, в южной протоке необходимо подо всей площадью основания провести дренирование глубиной до 30 метров. Бурение одной такой скважины с отсыпкой песком - это в лучшем случае 8 часов! Их надо гигантское количество, и потом еще 2-2,5 года ждать, пока не произойдет консолидация всего слоя. А специального оборудования для таких работ, насколько я знаю, в нашей стране сейчас просто нет.
— В какой роли вы видите себя на церемонии пуска дамбы — рано или поздно это, наверное, все же случится?
- Наверное, пенсионером у телевизора. Нынешнее руководство города вроде рьяно взялось за достройку КЗС. Но меня ни разу даже не приглашали что-то уточнить или посоветоваться. Я иногда сам себе задаю вопрос, вдруг позвонят и скажут: «Юрий Константинович, ну что, беретесь?» Я соглашусь. И соглашусь с любым контролем, вплоть до каждой копейки. Только не мешайте работать!

Павел УPBAЧEB , журнал «ГОРОД» №41 (15-21.11.2004)


 на главную страницу